по высочайшему повелению непоследовательно латинизированная кириллица
стала непреложным фактом нашей графической культуры - вместе с присущими
ей врожденными дефектами. Одни из них со временем сгладились, другие
усугубились. Врожденные дефекты превратились в органические особенности.
И все же по сравнению с любым латинским шрифтом (а такое сравнение
более чем правомочно) любой сопоставимый русский шрифт проигрывает
независимо от степени близости того и другого к общему графическому идеалу.
Сказываются следующие обстоятельства:
совпадение большинства строчных знаков с прописными (см. Прописные
и строчные знаки, а также Капитель);
дефицит строчных знаков с выносными элементами;
преобладание вертикальных штрихов и знаков прямоугольного очертания;
отсутствие узких однозвенных знаков: изъятие i - одна из первых бед,
постигших многострадальный русский шрифт в советское время.
Делясь своими мистическими цветовыми впечатлениями от букв,
В.Набоков отмечал: «Любопытно, что большей частью русская инакописная,
но идентичная по звуку буква отличается тускловатым тоном по сравнению
с латинской» (і44, с- чб). Это об отдельных знаках. Что касается русского набора,
монотонного и ритмически вялого, то нет нужды ссылаться на чье-то
индивидуальное восприятие, чтобы признать и его сравнительно тускловатым.
При одном и том же (строчном) шрифте и одних и тех же параметрах набора
массив русского текста выглядит в большей мере поперечно-полосатым, то есть
кажется набранным с большим интерлиньяжем. Отсюда при оформлении
двуязычного текста появляется не лишенный резона соблазн набирать русский
с чуть-чуть меньшим интерлиньяжем, рассчитывая к тому же, что оригинал
уравняется по занимаемому месту с переводом.
Естественно, у русских типографов есть серьезный повод для тоски
по латинице. Она проявляется по-разному. Создатели шрифтов заняты
в основном русификацией западных гарнитур. Оформители печати отдают
предпочтение русифицированным версиям. Оригиналы ценятся особо:
отечественные дизайнеры пристрастны к работе с иностранными буквами
и текстами. Комплекс типографической неполноценности развился в советское
время, крайне неблагоприятное для типографики вообще и шрифтового дела
в частности. Несмотря на серьезный сдвиг, происходящий ныне в условиях
свободы печати и компьютеризации, разрыв между Западом и Россией
продолжает увеличиваться. И не сократится до тех пор, пока русские будут
находиться в положении догоняющих, пока, образно говоря, кому-нибудь на
Западе не захочется латинизировать какой-то оригинальный русский шрифт.
Наш алфавит и шрифт, вкупе с укоренившимися в них несообразностями,
достойны большего уважения. Можно ли их усовершенствовать? Теоретически -
да, если доисчерпать имеющийся ресурс сближения с латиницей, сверив при
этом русский наборный шрифт с более логичной русской скорописью. Однако
опыт других стран, пользующихся кириллицей и предпринявших подобные
шаги, по мнению русских экспертов не совсем удачен. Видимо, шрифтовая
«генная инженерия» требует более тонких и кропотливых усилий. И, возможно,
более безболезненным было бы вовсе радикальное решение: переход на
латинский алфавит как таковой. Но это означало бы отказ не только от
национального культурного достояния, но и более совершенной системы
передачи звуков русского языка.
Что касается полуустава, то возврат к нему заказан. По месту в процессе
эволюции русского шрифта он может быть условно уподоблен латинскому
рукописному полуунциалу (V век). Кроме того, напрашивается формальная
аналогия полуустава с готическим шрифтом. Но последний принимает куда
более живое участие в современной (западной) графической культуре,
в то время как предшественник русской антиквы ведет заповедно-музейное
существование. Полуустав и более древний устав находят место в научных
публикациях древне-русских текстов, в церковном обиходе, в символах
национально-патриотических движений, а чаще всего в грубых стилизациях
под старину. Как видно, этим стилизациям высокий художественный уровень
труднодоступен. Такова, увы, историческая судьба исконно русского шрифта.
130
Свиток
Книгу-свиток не так просто раскрыть
в нужном месте и невозможно читать, не удерживая от самосворачивания.
В этом одна из причин, по которой древнейшая конструкция уступила место
кодексу, просуществовав с ним на равных в течение нескольких столетий.
Процесс интенсивного вытеснения начался в ГѴ веке, так что свиток не смог
дожить до момента изобретения набора в Европе.
Впрочем, свиток не лишен собственных достоинств, побуждающих
изобретать его заново. В ід4° Г°ДУ советский книговед С.Н.Срединский
довольно убедительно раскрыл в своей курьезной книге-гармошке
преимущества «книги-ленты». Как самый многообещающий рассматривался
вариант свитка, помещенного в кассету с механическим приспособлением
для перемотки и окном для чтения текста: «Достаточно будет нажать кнопку
с номером нужной страницы на счетчике-указателе, чтобы требующаяся
страница появилась под стеклом» (бо).
Относительно скоро подобная идея была реализована, но на
принципиально иной технической основе. У обычной книги появились
соперники, например, портативные аппараты для чтения микрофильмов или
электронные системы с автоматическим выводом текста не экран. Один
из способов вывода напоминает перемотку книги-ленты и на языке
компьютерщиков называется работой в режиме свитка.
Светлую память о свитке, кроме книги-гармошки, хранит современная
книга-блокнот, то есть кодекс, весь материал которого сверстан поперек
(см. Поперечная верстка). Эта форма способна до некоторой степени
восполнить свойственную свитку непрерывность развертки текста. Книга-
блокнот напоминает о свитке, чьи строки идут вдоль короткой стороны ленты
и читаются по горизонтали. Трудно сказать, была ли эта форма исторически
первичной по отношению к свитку со строками, параллельными длинной
стороне. Но такие выражения, как «см. выше» или «как указано ниже»,
вероятно, указывают именно на нее.
Книга-гармошка
Поперечная верстка
Развертка текста
Кодекс
Строка
Набор
131
Свой и чужой шрифты
Эти относительные термины
характеризуют набор со шрифтовыми выделениями. Набрать своим шрифтом
(своим курсивом, своим полужирным и т.п.) - значит воспользоваться той же
самой гарнитурой, которой набран основной массив текста. Чужой шрифт -
наборный шрифт какой-то другой гарнитуры. Термин «свой» «удобен в том
отношении, что дает возможность произвести разметку рукописи, даже
если неизвестно, какой гарнитурой будет производиться набор» (39. с. ізэ)-
Замечание Л.И.Гессена косвенно свидетельствует о том, что пользование чужим
шрифтом отнюдь не возбраняется.
Вместе с тем сам факт существования развитой гарнитуры оправдывает
единогарнитурное решение. Свой шрифт упрощает путь к визуальной гармонии
и согласованности шрифтовых выделений по силе и выразительности. Ввести
в систему выделений признак другой гарнитуры (с расчетом на стройность
системы) не так-то просто. Поэтому чужой шрифт, дабы не показаться
неуместным, нуждается в специальном обосновании. Поэтому приверженность
к единогарнитурному набору сближает педантичных сторонников классической
и модернистской типографики.
Однако в массовой типографической культуре, а также (и в особенности)
в акциденции процветают шрифтовые смеси. Чужим шрифтом охотно
набирают главные строки титулов и объявлений, рубрики и даже выделения
в сплошном тексте. Удачные сочетания возникают как на основе контрастных,
так и нюансных соотношений. Несмотря на предостережения
типографических пособий, в акциденции популярна тема шрифтового ассорти,
в котором выделено все и невозможно сказать, где свой, где чужой шрифт.
В проявлениях шрифтовой избыточности ощущается какая-то
закономерность. Наборный текст будто бы противится сходству с рукописью,
Выделение
Гарнитура
Акциденция
Начертание шрифта
Главная строка
Рубрика
Титул
Строка
Сплошной текст
Наборный шрифт
Курсив
Набор
111