до зрелищных афиш XIX века - очевидны. Однако в их работах не обнаружишь
ни прямого цитирования старинных мотивов, ни явной эклектики. Материал
прошлого переплавлен в котле новейшей визуальной культуры и наборной
технологии. Наконец-то типографы открыто воспользовались
предоставляемыми техническими возможностями, не опасаясь обвинений
в чрезмерности или формализме. Для американской и американизированной
типографики характерны сочетания различных наборных текстур, все виды
выключки строк, заведомо обворожительные рантовые линейки, оборки любой
конфигурации, мелкие и, наоборот, нарочито крупные контрастирующие
детали. Декоративный эффект достигается за счет сложной, прецизионной,
преувеличенно «вкусной» композиции. Типографы американского толка
демонстрируют замечательную способность декорировать конструктивно, тогда
как сторонникам швейцарской линии всякая декоративность претит.
Швейцария и Америка - два разнозаряженных полюса послевоенной
типографической активности. В поле их притяжения возникает хаотически
меняющаяся, яркая картина типографики наших дней. Этот интернациональный
процесс слагается из крайностей ригористических подходов, негативных
реакций, стилистических переплетений и веяний усредненной моды.
Нынешняя «акцидентная ситуация» характерна новым отношением к чистому
формотворчеству. До некоторых пор типографы либо прикрывали свою
активность внешним заказом на рекламную привлекательность, либо расточали
ее на интерпретацию литературного содержания текста. И сегодня часть
поисков связана с этой семантической стороной деятельности: типографы
научились наполнять смыслом форму отдельной буквы и характер выбранной
гарнитуры, силуэт слова и намеренную ошибку в наборе, число слов в строке
и ее направление, соположение отрезков текста и пропорции полосы.
Шрифтовые иллюстрации, метафоры, ребусы показывают, что семантическому
остроумию дизайнеров нет предела (см. Типограмма, Натурализация текста).
Способность добиваться зрительных аллюзий выходит за пределы
собственно типографического мастерства, но это мастерство как раз
и проявляется в чистом формотворчесте. Вообще говоря, типографы никогда
не упускали случая самовыразиться. Даже в традиционном, хотя бы и строгом
бодониевском, титуле легко выискать формалистические черты, хотя сила
традиции мешет их заметить. Но типограф 8о-х годов XX века полностью
освободился от комплекса вины за покушение на абстрактную удобочитаемость,
открыто заявил о своем праве на удовлетворение собственных художественных
запросов.
Современная акциденция нередко оборачивается попыткой типографа
вовлечь читателя в мир шрифта, линеек, плашек, пробелов, попыткой
абсолютизировать ценности типографической техники и материала. «Теперь
акцент смещается со смысла, нуждающегося в передаче, на знаки, которые
передают смысл. Типографика превратилась в игру, ведущуюся непринужденно
и с блестящим результатом», - констатирует Хюг Букрад, эксперт из Голландии,
где безудержный эксперимент смыкается с обыденностью типографической
практики (20О, с. 284).
В полном соответствии с постмодернистской художественной логикой
в современной акциденции уживаются и переплетаются три линии. Первая
ведет если не к геометрической простоте, то во всяком случае к точности,
технологичности, холодной элегантности типографических построений.
Вторая означает вызов норме, интерес к эксцентричным, примитивным и даже
китчевым формам. Третья линия связана с поиском утраченного декоративного
идеала. Словом, типографика умудряется быть и правильной, и вызывающе
странной, и изящной одновременно. Акциденция сегодня - это весь
исторический опыт типографики, возведенный в степень вседозволенности
в обращении с ним. В основе остаются испытанные временем приемы
композиции: равномерное заполнение отведенного участка, геометрическая
привязка компонентов друг к другу, оптическое уравновешивание отдельных
фигур и пятен фона. Однако сегодня не считается зазорным выпятить деталь,
блеснуть эффектным или едва уловимым жестом. Современные типографы
используют любую мыслимую и немыслимую недоосвоенную возможность:
смешивают шрифты любой гарнитуры, начертания, кегля в пределах строки
и даже слова;
извлекают из небытия наборные шрифты далекого и совсем недавнего
прошлого;
сталкивают набор с каллиграфией, скорописью, рисованным шрифтом;
создают новые гарнитуры, чей ресурс жизнеспособности заведомо
ограничен данной работой;
препарируют, деформируют, модифицируют самое букву, пользуясь
фотомеханической и компьютерной техникой (см. Дигитальный набор);
строят акцидентный образ, пользуясь текстовыми шрифтами, а сплошной
текст набирают сугубо акцидентным шрифтом;
экспериментируют с недобракачественной печатью и грубым наборным
материалом, например, с канцелярской машинописью или матричным
шрифтом;
обыгрывают графические данности слова или фразы (число букв и слогов,
их повторяемость, симметрия и т.п.);
сбивают линию шрифта, например, переносят ее наверх (см. Подключка);
разряжают буквы и строки, так что буква из элемента текстуры
превращается в элемент композиции (см. Разрядка);
набирают один текст между строками или буквами другого
(см. Подстрочный набор);
изыскивают иные способы симультанной подачи нескольких разных
текстов;
изобретают новые способы развертки текста; подчиняют модульной сетке
всякое слово, а то и букву; лишают текст линейной последовательности;
строят надписи по контуру сложной фигуры, по спирали, веером - как
только позволяет наборная техника;
создают новые «типы» из нескольких элементарных (см. Логотип);
придают блоку текста любую конфигурацию - не только прямоугольную;
подчеркивают случайные дефекты, нежелательные или недопустимые по
правилам набора;
осваивают периферию формата, не исключая постановку надписи под обрез;
наполняют композицию воздухом, набирая ничтожно малый текст
текстовым (мелким) шрифтом;
лишают композицию воздуха, придавая художественную ценность нарочито
плотному крупнокегельному набору;
строят «разбалансированные» композиции, давая понять, что таковых
на самом деле не бывает;
измельчают и перенасыщают композицию, превращая ее в фактуру;
наслаивают элементы друг на друга, тонко оперируя градациями цвета
и фактуры (см. также Иллюстрация);
погружают надписи и буквы в иллюзорное третье измерение;
находят в шрифте совершенный материал для оп-арта, прибегая,
в частности, к выворотке;
наполняют композицию цветом и фоновыми элементами, сближая черное
искусство с полихромной живописью или коллажем;
создают и осваивают новые наборные орнаменты;
совмещают графическую композицию с необычным пространственным
устройством носителя типографики (см., например, Буклет);
мультиплицируют слово и букву ради комбинаторной игры;
наконец, вторгаются в редактирование текста или сочиняют текст,
сообразуясь исключительно с типографическими целями, иными словами,
дополняют визуальную поэзию словесной и, значит, выходят за пределы
типографики как таковой.
Можно сказать, что современная типографика говорит уверенное «да»
дадаизму, а раз так, то можно ожидать возврата к простоте, ясности и порядку,
в том числе и в акциденции. Опыт новейшего пуризма уже существует,
и на первых порах он воспринимается как нечто свежее, оригинальное,
сугубо акцидентное.
Голландский исследователь типографики Геррит Биллем Овинк писал на
19