Прежде всего, представляется необходимым строгое раз¬
личение понятий — „графическое искусство" и „книжная
графика". Первое — понятие общее, второе — частное.
К графическому искусству следует отнести все виды ри¬
сунка, а также все виды репродукции. Таким образом,
к графическому искусству относятся в равной мере и рису¬
нок пером, и ксилография, и линогравюра, и офорт,—словом,
все, что нарисовано, вырезано, вытравлено. На Западе тер¬
мин графика понимается именно в широком смысле слова.
Беру для примера недавно изданный берлинской фирмой
Вольгемут и Лисснер прекрасный каталог „Graphik", где
воспроизведены и описаны самые разнообразные по технике
эстампы. Для немцев в понятие графика входят и Zeichnung,
и Radierung, и Holzchnitt, и Steinzeichnung (литография).

Понятие „книжная графика" нужно выделить особо. Его
никоим образом не следует смешивать (как это часто бы¬
вает) с иллюстрацией. Иллюстрация есть вид графического
искусства, но она не всегда бывает „графикой". Например,
„иллюстрацию", исполненную одной акварелью, нельзя счи¬
тать не только книжной графикой, но — до тех пор, пока
она не воспроизведена — ее нельзя отнести даже к широ¬
кому понятию графического искусства: это живопись и
только живопись.

В определении понятия „графика" нельзя исходить из
одного только материала. „Графика, как искусство, нераз¬
рывно связана с листом бумаги", утверждает проф. А. А. Си¬
доров („Русская графика", 1923). А разве акварель не свя¬
зана с листом бумаги? И разве нельзя сделать рисунок на
дереве или на фарфоре? Разве нельзя гравюру отпечатать
на шелку?

Может быть, графику можно определить, как искусство
линии? Но мы знаем и кистевую графику, знаем и пунктир¬
ную манеру, значит, только каллиграфию можно считать
искуством линии, а графика в целом что-то более широкое.
Может быть, графика есть „искусство черного и белого",
игра blanc et noir (как часто любят говорить)? Но как же
быть с иллюминованным рисунком или гравюрой? Опреде¬
ления эти явно неудовлетворительны. Нельзя настаивать
и на том, что графика есть нечто, предназначенное для
книги. Может быть, графика это то, что предназначено для
воспроизведения? В таком случае, рисунок, висящий на стене
и ни разу не воспроизведенный, не придется считать гра¬
фикой, а картину маслом, воспроизведенную в печати, при¬
дется называть графикой.

Нет сомнения, что существуют признаки более надеж¬
ные. Книжной графикой мы назовем произведение, подчи¬
ненное законам графического стиля; чтобы это не звучало
тавтологией, выясним, что такое графический стиль, чем он
связан с книгой, какова морфология и систематика книж¬
ной графики.

Прежде всего, для графики характерно совсем другое
отношение к пространству, чем толкование пространства
в живописи. Типичная книжная графика основывается на
принципах: 1) линейности, 2) контрастности и 3) плани-
метричности. Светотень и все оттенки она выражает не
ослаблением тона, а штриховой манерой. Она не знает пере¬
ходов в тоне, но ограничивается дифференциацией пятен
и линий. Подлинно графическое изображение имеет плоскост¬
ной, мозаический характер, в нем нет скульптурности, нет
стереометрического подхода к форме. Графика постоянно при-

28

бегает к условности, абстрагирует предметный мир, заклю¬
чает его в схематические обозначения, широко пользуясь
для этого различными приемами отвлеченной науки о про¬
странстве -— геометрии. В графике есть элементы геометри¬
зации. Пунктир („культ" точки), параллельные линии
(в трактовке теней и пр.), отвлеченная орнаментика, все
это явления геометризации рисунка.

Такие' „переходные" виды графического искусства, как
литография и тоновая гравюра, мы потому и не можем счи¬
тать книжной графикой (в строгом смысле слова), что они
не отвечают приведенным принципам. •

Какие же графические каноны подсказывает искусство
книги, вернее — природа книги?

Книжная буква всегда плоска и одноцветна (за крайне
редкими исключениями). Принцип построения букв, их фак¬
тура, их роль—однозначны. Следовательно, книжная стра¬
ница всегда плоска, уравновешена (в подавляющем боль¬
шинстве случаев) и одноцветна.

Этим подсказываются элементы книжной графики. Для
того, чтобы не было разлада между нею и природой книги,
она должна быть столь же четкой, однородной и уравно¬
вешенной, как типографский материал.

Определение графики, как искусства, связанного с про¬
цессом начертания твердым инструментом (формула Макса
Клингера) ошибочно уже потому, что к этому определению
подойдет и резьба, а такое произведение, как графический
рисунок кистью — выпадет из этой формулы.

Можно указать, в соответствии с ранее намеченными
тезисами, на типичную особенность книжной графики (в этом
мы единодушны с Д. И. Митрохиным): книжная графика

всегда предназначена для штрихового цинкографического
воспроизведения. В ней не должно быть ничего, что нельзя
было бы воспроизвести выпуклым клише, — в этом заклю¬
чается традиционность книгоискуснического дела, генети¬
чески связанного с деревянной гравюрой.

Общие принципиальные положения, развитые в этом
очерке, могут показаться некоторым отвлечением от основ¬
ной темы настоящего издания, но они совершенно необхо¬
димы, как руководящая „установка" для всякого начинаю¬
щего графика, желающего применять шрифты в искусстве
книги, в работах книжно-графического порядка.

Когда говорят о внешности книги, то под этим разу¬
меют обычно не только обложку, но и бумагу, шрифт,
иллюстрации. Было бы правильнее называть перечислен¬
ные элементы „внутренностями книги", в прямом, т. - е.
анатомическом смысле слова. В целом они составляют ее
организм, для которого обложка служит верхним покровом.
Более того: обложка это — лицо книги. Подобно тому,
как физиогномика, основываясь на психологических при¬
знаках, более или менее верно определяет характер чело¬
века по его лицу, так и содержание книги (ее душу) можно
определить по обложке, если художник сумел с достаточ¬
ной убедительностью выразить это содержание в графике.
Но одно дело — лицо человеческое, сотворенное природой,
а другое — лицо книги (обложка), сотворенное человеком.
В последнем случае, как во всех делах человеческих,—errare
humanuni est —возможны промахи, ошибки и заблуждения.
Здесь мы попытаемся выяснить те несомненные, как нам

29