еще не удовлетворяет в полной мере задаче наборного
печатного шрифта.
Эта группа шрифтов не носит характера индивидуальных
шрифтов и имеет стремление ответить лишь наибольшей
четкости, ясности и удобочитаемости шрифта.
Вторая группа—это шрифты, претендующие на большую
художественную ценность и остроту. Здесь каждый автор
выявляет свой вкус и свою индивидуальность, однако,
в пределах традиций шрифтовых форм. В эту группу
входят №№: 1 (Алексеев), 2 (Медведева), 6—7 (Конашевич),
9 (Борисова — Мусатова), 10 (Ираида Фомина), 11 (Белуха),
12 (Белоцветова), 22 (Гегелло) и 24 (Миняев). Почти про
каждый из этих шрифтов хочется сказать словами Левит¬
ского: „в шрифте, как в зеркале, отражается характер
автора". И не будет противоречием, если через год тот
или иной автор даст другой шрифт — ив другом он ярко
выявит свой индивидуальный вкус.
Третья группа шрифтов — это та, в которой авторы
идут еще дальше в индивидуализации шрифта, который
у них носит уже определенно декоративный характер. Здесь
четкость и ясность отходят на задний план, зато выдви¬
гается острота и броскость; выдумка играет здесь главную
роль. К этой группе принадлежат №№ 14 (Чехонин),
16 (Кирнарский), 17 (Данилов), 21 (Иг. Фомин), 25 (Егор
Нарбут), 26 (Чехонин) и 39 (Алексеев).
Шрифт Кирнарского блещет изысканным вкусом, деко¬
ративной выдумкой, и смелым подходом: большие белые
плоскости эффектно покрыты черной графикой.
Большое совершенство в композициях покойного Егора
Нарбута. ■ 13 букв не законченной им азбуки помещаются
здесь, как образец тех достижений, которыми могут похва¬
литься русские графики перед Европой. Знаток шрифта
получит большое наслаждение, рассматривая и изучая об¬
разцы азбуки Нарбута (стр. 102). Индивидуальный харак¬
тер и острота каждой отдельной буквы доведена до пре¬
дельной выразительности. Умышленно воспроизведены эти
буквы в большом масштабе, дабы при уменьшении не поте¬
рялись детали букв. Как у. хорошего художника—портре¬
тиста не только схвачен общий облик головы, но и каждая
деталь лица выразительна и похожа, так у Нарбута каждая
буква скомпакована и доведена до совершенства не только
в общем, но и во всех деталях. „Тайной графического
равновесия, пишет о нем Э. Голлербах *), он владел так
уверенно, как если бы это был врожденный инстинкт".
Правая страница (103) представляет образцы пышного
решения заглавных декоративных букв, построенных по
образцам рукописных литер конца 18-го и начало 19-го
века.
Однако, в работах Нарбута при всей их ценности и
большом совершенстве все же очень много ретроспектив¬
ного. Гораздо свежее, острее и своеобразнее шрифт
№ 39 Алексеева. В нем кроме изысканных пропорций
букв много новизны и выдумки в технике заполнения поля
буквы.
Большой смелостью, почти доходящей до дерзости, по¬
ражает шрифт № 14 Чехонина, где он, пользуясь одной
лишь краской, достигает изумительных эффектов полихро¬
мии. Наконец, № 26 — театральный шрифт, специально
:) В книге „Силуэты Нарбута". 1926 г.
10
сочиненный для этой книги С. В. Чехониным — настоящий
пышный цветок на поле шрифтовой графики. Хочется ска¬
зать, что в этой композиции Чехонин превзошел самого
себя. Весьма вероятно, что высокий декоративный подъем
Чехонина в этой работе не будет понят. Возможно, что
многие найдут этот шрифт не серьезным, назовут его
шалостью. Может быть и шалость, но шалость, которую
позволяет себе виртуоз. Как некий цирковой жонглер
с легкостью и непринужденной улыбкой проделывает перед
восхищенной и испуганной публикой головоломные трюки,
так Чехонин, шутя, бросает с изумительной легкостью свои
блестящие композиции от буквы к букве; от каждой
буквы веет театром: вы ослеплены светом яркой рампы,
вы вдыхаете закулисную пыль, слышите аплодисменты,
угадываете зависть, интриги . . . Если бы графика была
понятна публике и интересовала бы ее также как, напр.
музыка, этот шрифт принес бы славу Чехонину, как Стра¬
винскому его „Петрушка" или Прокофьеву «его „Сказка
о шуте".
Вторую часть этой книги (от табл. 27 до 38)
составляют шрифты для надписей порядка скорописи.
Это выражение не вполне точно, но все же характеризует
эту группу. Тогда как в первой части все шрифты по¬
строены на основе печатных шрифтов (хотя и пишутся от
руки), в этой части большинство шрифтов сочинено на
основе писанных образцов и скорописи. Рисовка шрифтов
из первой части требует значительного времени. Поэтому,
когда требуется длинный текст, а прибегать к типографии
нежелательно или невозможно (напр., на чертежах, на диа¬
граммах, дипломах, свидетельствах, адресах и пр.), то
необходимо искать иных образцов, которые и предлагаются
в этой книге от № 29 до № 44 *).
Тогда как шрифты первой части альбома пригодны лишь
в тех случаях, когда требуется выполнить короткую
надпись из нескольких слов или строк, (иначе лист, весь
заполненный таким шрифтом, казался бы тяжеловесным),
шрифты второй части книги пригодны именно для запол¬
нения больших пространств сплошным текстом.
Существует, конечно, для этой цели ряд каллиграфиче¬
ских образцов, но все они устарели и мало-художественны.
Самый распространенный из них „рондо" груб и банален.
Давно пора найти ему на смену что-либо более достойное.
Ряд шрифтов второй части книги преследует эту за¬
дачу. Лучшими из таковых следует считать №№ 30
и 31 (Бриммера) и № 38 (Алексеева). Красота начертания
букв, не банальных, построенных на старинных образцах
конца XVIII и начала XIX веков, соединяется в них с большой
выразительностью и четкостью **). Округлость букв роднит
их со скорописными образцами и хорошо приспособлена
к непринужденному движению руки. Этими же достоин¬
ствами, в несколько меньшей мере, обладают два шрифта
Литвиненко № 33 и № 34, которые легко пишутся хорошо
заостренной палочкой. Для более парадных случаев и бо¬
лее крупных надписей очень хороши и пригодны два шрифта
Кирнарского № 41 и № 42, оба курсивных, один из коих
) Кроме №№ 39 и 43, относящихся к первой части, т.-е. к шрифтам
для книжной графики.
**) Редакция выражает благодарность проф. В. К. Лукомскому, любезно
предоставившему материалы гербового музея графикам Бриммеру
и Алексееву для изучения.
11