Смл рШпт. **" M» I-ал iíhrnf nf. of Hfnpy MoUnjb**-

O,who cxn hold x fire in bis hxnd
By thinking on the frosty Cxiicxsus ?
Orclcy the hungry edge cfxppetitc
By bxre hnxginxtion ofx fexft?
OfwxUow nxked in Vecembersnovi/
By thinking on pentxftie summed* next?
O, not the Apprehension of the good
Cfhxs tmtthegtvxterpxUng to nie worse.

■ilulifii'iirr- К/нл ИІ1-І1.І-.1 li I i

139.

Дж. Вудкок.
Цитата. Бумага,
тушь, ширококо¬
нечное перо

•ЭмЛигглгѵ: KÍ..- kí.j.m.1 II- i.j

140.

И. Богдеско.
Инициал. Бумага,
гуашь, широко¬
конечное тростни¬
ковое перо

лиграфа, и прежде, чем взяться за перо, он шел в сарай рубить дрова.
«Рука устанет,— улыбается художник,— тогда начинал писать (ил.
226). Чуть заметная дрожь не мешала — буквы становились живее».
Я видел страницы, исполненные профессором Лухтейном в 75 лет.
Точность глаза и твердость руки вызывают восхищение.

Один из самых популярных шрифтов, переживший расцвет еще
в начале 20 века,— рубленый, или гротеск. В нашей стране он получил
наиболее яркое выражение в работах конструктивистов Александра
Родченко и Эль Лисицкого. Мужественно-грубоватые буквы оросили
вызов вычурным шрифтам прошлого, ярко отражая революционный
пафос 20-х годов. «Мы не лизали кистями морды у отъевшейся бур¬
жуазии» 50,— гордился Родченко. Рубленый шрифт «захватил» выстав¬
ки, фасады зданий, заполнил обложки книг, проник в газеты и жур¬
налы.

В наши дни рубленый шрифт (особенно одна из его разновид¬
ностей — узкий гротеск) нередко единственный в арсенале самодея¬
тельного художника-оформителя. Причина такой однобокости прежде
всего в известной легкости выполнения. Начальные навыки манипу¬
лирования пером позволяют достаточно легко перейти к рубленым
формам. Кроме того, принято считать, что гротеск если уж не орга¬
нично, то, во всяком случае, безболезненно взаимодействует с любым
видом изображения, будь то аппликация или линейный рисунок, стоит
лишь соответствующим образом подогнать буквы по жирности, высоте
и т. д. Применение шрифтов более оригинального рисунка расширяет
творческие возможности оформителя, но требует большего такта, вку¬
са, умения свободно владеть пером и кистью. Этим, пожалуй, отчасти
и объясняется причина злоупотребления «шрифтом века» *.

Шрифт призван создавать эмоциональный фон еще до того, как
слова читаются, и, уж во всяком случае, не противоречить теме оформ¬
ляемого материала. Изысканность итальянского курсива, уместная для
рассказа об изяществе ювелирных изделий, нелепа для рекламы боксер¬
ского матча, а гротеском вряд ли кто придумает украсить стихи
А. С. Пушкина, Э. По или С. А. Есенина.

Чем больше шрифтов в арсенале оформителя, тем богаче его воз¬
можности. Немалые возможности заключены в степени отделки букв.
В одном случае художник, не довольствуясь четкостью штрихов, пра¬
вит их белилами, в другом — применяет грубую кисть.

У каждого каллиграфа есть личное отношение к определенному
шрифту в целом и к графическому образу каждой буквы в отдель¬
ности. В известном шрифте С. М. Пожарского (ил. 168) «С» — благо-

* Так иногда именуют рубленый шрифт.

137