линотип

плотный

Кегль 8.

Она слушала п печальпо качала головой, чувствуя что-то новое, неведоное ей, скорбное
h радостное,— оно мягко ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни
она слышала впервые, и они будили в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували
угасшие чувства смутного недовольства жнзныо, — думы и чувства дальней молодости. Она
говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она сама — только
жаловались, никто не об'яснял, — почему жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь перед
нею сидит ее сып, и то, что говорят его глаза, лицо, слова — все это задевает за сердце,
паполняя его чувством гордости за сына, который верно понял аспзпь своей матери, говорит
ей о ее страданиях, жалеет ее.

Матерей — не жалеют.

Она это зпала. Все, что говорил сып о женской жизни—была горькая, знакомая правда,
АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЭЮЯЙ АБВГДЕЖЗИШШОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЭЮЯЙ
,.-:;!? — *§() № 1234567890

Кегль 8 на шпон.

Она слушала и печальпо качала головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное

и радостное,— оно мягко ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни

опа слышала впервые, н опп будили в ней давпо успувшие, неясные думы, тихо раздували
угасшие чувства смутпого недовольства жпзныо, — думы и чувства дальней молодости. Она
говорила о яшзпи с подругами, говорила подолгу, обо всем, по все — и опа сама — только

жаловались, никто не об'яспял, — почему жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь перед

пею сидит ее сын, п то, что говорят его глаза, лицо, слова — все это задевает за сердце,
паполняя его чувством гордости за сыпа, который верпо понял жизнь своей матери, говорит
ей о ее страдаппях, жалеет со.

Матерей — не жалеют.

Она это зпала. Все, что говорил сып о жепской жпзпп—была горькая, знакомая правда,
ГРОТЕСК

Кегль 8.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное

и радостное, — оно мягко ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни

она слышала впервые, и они будили в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували
угасшие чувства смутного недовольства жизнью, — думы и чувства дальней молодости. Она
говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она сама — только

жаловались, никто не об'яснял, — почему жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь перед

нею сидит ее сын, и то, что говорят его глаза, лицо, слова — все это задевает за сердце,
наполняя его чувством гордости за сына, который верно понял жизнь своей матери, говорит
ей о се страданиях, жалеет ее.

Матерей — не жалеют.

Она это знала. Все, что говорил сын о женской жизни—была горькая, знакомая правда,
АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЭЮЯЙ АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЭЮЯЙ
— *§() № 1234567890

88

ЛИНОТИП

плотный

Кегль 10.

Она слушала п печально качала головой, чувствуя что-то новое, неве¬
домое ей, скорбное и радостное,—оно мягко ласкало ее наболевшее сердце.
Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили
в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства
смутного недовольства жизнью, — думы и чувства дальней молодости. Она
говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и опа
сама — только жаловались, никто не об’яснял, — почему жизнь так тяжела
и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сып, и то, что говорят его
глаза, лицо, слова—все это задевает за сердце, наполняя его чувством
гордости за сына, который верно понял жизнь своей матери, говорит ей

АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЪЭЮЯЙ АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУ

jYo 1 2 3 4 5 G 7 8 9 О

Кегль 10 на шпон.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неве¬
домое ей, скорбное и радостное,—оно мягко ласкало ее наболевшее сердце.
Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили
в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства
смутного недовольства жизнью, — думы и чувства дальней молодости. Она
говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она
сама — только жаловались, никто не об’яснял, — почему жизнь так тяжела
и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его

глаза, лицо, слова—все это задевает за сердце, наполняя его чувством

ГРОТЕСК

Кегль^ІО.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неве¬
домое ей, скорбное и радостное,—оно мягко ласкало ее наболевшее сердце.
Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили
в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства
смутного недовольства жизнью, — думы и чувства дальней молодости. Она
говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она
сама — только жаловались, никто не об'яснял, — почему жизнь так тяжела
и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его

глаза, лицо, слова—все это задевает за сердце, наполняя его чувствсм

гордости за сына, который верно понял жизнь своей матери, говорит ей
АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЪЭЮЯЙ АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУ
..;;!?_*§() № 1234567890

89