АЛЬДИНЕ

№ 77.— Кегль 5.

Они глушв.іп и печально кпчала голоной, чувствуя что-то новое, неведопоо ой, скорбное и радостное, оно мягко
ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жнянн она слышала впервые, и они будили в ней давно
уснувшие, неясные дуны, тихо раздували угасшие чувства сиутного недовольства жизнью,— думы и чувства дальней мо¬
лодости. Она говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, ио все — и она сама — только жаловались,
никто не об'яснял. - почему жиань так тяжела и трудна. А вот теперь перед нею сидит се сын. и то. что говорят его

глава, лицо, слова — все »то аадсваст яа сердце, наполняя его чувством гордости аа сына, который верно понял жиань

своей матери, говорит ей о ее страданиях, жалеет ее.

Матерей — не жалеют.

Она »то анала. Все, что говорил сын о женской жизни — была горькая, знакомая правда, и в груди у нее тихо
трепетал клубок ощущений, все более согревавший ее анакомой лаской.

АВВГДКЖаИК.1ЯиОПРСТУФХЦ«ПШЦЫЬ9ЮЯ#ІВВГДКЖ*НК.ІИИ(>ПРСТУ«ХЦЧШ!ЦЫЬЭЮЯЛлВИГДК!КШКЛЯ1І(»!ІРІТУ

.,.'||1І — |) » 1 ! а 1 5 « Î 8 # л

№ 77.— Кегль 5 на шнон.

Она слушала и печально качала голоной, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное и радостное, — оно мягко
ласкало ее наболевшее сердце. Такие' речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили л ней давно
уснувшие, неясные думы, тихо ряадували угасшие чувства смутного недовольства жизнью,— думы и чувства дальней мо¬
лодости. Она говорила о жизни е подругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она сама — только жаловались,
в и кто не об'яснял,— почему жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его
глаза, лицо, слова — все »то задевает за сердце, наполняя его чувством гордости за сына, который верно понял жизнь
своей матери, говорит ей о ее страданиях, жалеет се.

Матерей — не жалеют.

Она зто знала. Нее, что говорил сын о женской жизни — была горькая, знакомая правда, и в груди у нее тихо

трепетал клубок ощущений, все более согревавший ее незнакомой лаской.

№ 78.— Кегль 6.

Она слушала и печальпо качала головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное и ра¬
достное,— оно мягко ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни опа слышала
впервые, и они будили в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства смут¬
ного недовольства жизнью,— думы и чувства дальней молодости. Она говорила о жизни с подругами,
говорила подолгу, обо всем, но все —и она сама —только жаловались, никто не об’яснял,—почему
жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его глаза, лицо,
слова — все это задевает за сердце, наполняя его чувством гордости за сына, который верно понял
жизнь своей матери, говорит ей о ее страданиях, жалеет се.

Матерей — не жалеют.

Она это знала. Все, что говорил сын о женской жизни — была горькая, знакомая правда, и в груди
АБВГДЕіКЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШІЦиЬЗЮЯЙАБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЭЮЯЙАБВГД
. , . > 1 ; 1 I — § ) №1234507890

№ 78.— Кегль 6 на шпон.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то повое, иеведолое ей, скорбное н ра-
достное,— оно мягко ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни она слышала
впервые, и они будили в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства смут¬
ного недовольства жизнью,—думы и чувства дальней молодости. Она говорила о жизни с подругами,
говорила подолгу, обо всем, но все — и она сама — только жаловались, ипкто не об’яснял,— почему
жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его глаза, лицо,
слова — все это задева.'т за сердце, наполняя его чувством гордости за сына, который верио понял
жизнь своей матери, говорит ей о се страданиях, жалеет се.

Матерей — не жалеют.

Она это знала. Все, что говорил сын о женской жизни —была горькая, знакомая правда, и в груди
у нее тихо трепетал клубок ощущений, все более согревавший ее незнакомой лаской.

— Что же ты хочешь делать?— спросила она, перебивая его речь.

— Учиться, а потом — учить других. Нам, рабочим, надо учиться. Мы должны узнать, должны
понять — отчего жизнь так тяжела для нас.

АЛЬДИНЕ

№ 79.— Кегль 8.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неве¬
домое ей, скорбное и радостное,— оно мягко ласкало ее наболевшее сердце.
Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили
в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства
смутного недовольства жизнью,— думы и чувства дальней молодости. Она
говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она

АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЪЫЬЭЮЯЙАБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТ

№1234567890

№ 79.— Кегль 8 на шпон.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неве¬
домое ей, скорбное и радостное,— оно мягко ласкало ее наболевшее сердце.
Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили
в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства
смутного недовольства жизнью,— думы и чувства дальней молодости. Она
говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она
сама — только жаловались, никто не об’яснял,—почему жизнь так тяжела
и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его

№ 80.— Кегль 10.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то но¬
вое, неведомое ей, скорбное и радостное,— оно мягко ласкало ее
наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жнзнн она слы¬
шала впервые, и они будили в ней давно уснувшие, неясные думы,
тихо раздували угасшие чувства смутного недовольства жизнью,—
думы и чувства дальней молодости. Она говорила о жизни с под¬
ругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она сама — только

АБВГ ДЕЖЗИКЛ МН0ПРСТУ ФХЦЧШЩЪЫЬЭЮЯЙАБВГ ДЕЖЗИК

— §*) №1 2345678 9 0

№ 80.— Кегль 10 на шпон.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то но¬
вое, неведомое ей, скорбное и радостное,— оно мягко ласкало ее
наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни она слы¬
шала впервые, и они будили в ней давно уснувшие, неясные думы,
тихо раздували угасшие чувства смутного недовольства жизныо,—
думы и чувства дальней молодости. Она говорила о жизни с под¬
ругами, говорила подолгу, обо всем, но все — и она сама — только
зкаловались, никто не об’яснял,—почему жизнь так тяжела и трудна.

65