ПАЛЬМИРА

№ 594.— Кегль 16.

Она слушала и печалЬно качала го¬
ловой, чувствуя что-то новое, неве-
АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШ

• I ? § * ) №1234567090

№ 595.— Кегль 20.

ОНА СЛУШАЛА И ПЕЧАЛЬНО

№1234567090

№ 596.— Кегль 28.

ОНА СЛУШАЛА И
№1234567690

№ 597.— Кегль 36.

АБВГДЕЖЗИК
№ 1234567690

ЛАТИНСКИЙ ПОЛУЖИРНЫЙ

№ 485-а.— Кегль 5.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное и радостное,—оно мягко
ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили в ней давно уснув¬
шие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства смутного недовольства жизнью,—думы и чувства дальней молодости.
Она говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все —и она сама —только жаловались, никто не
об яснял, почему жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его глаза, лицо,

ííoüíL,. ¡f™ ** сеРДЧе* наполняя его чувством гордости за сына, который верно понял жизнь своей матери,

говорит ей о ее страданиях, жалеет ее.

Матерей — не жалеют.

Она это знала. Все, что говорил сын о женской жизни — была горькая, знакомая правда, и в груди у нее тихо трепе¬
тал клубок ощущений, все более согревавший ее незнакомой лаской. fja у трспе

АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШІДЫЬЭЮЯЙАБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШІДЫЬЭЮЯЙАБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШІЦ

№1234567890

№ 485-а.— Кегль 5 на шпон.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное и радостное,—оно мягко
ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они будили в ней давно уснув¬
шие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства смутного недовольства жизнью,—думы и чувства дальней молодости.
Она говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все —и она сама —только жаловались, никто не
об яснял,— почему жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его глаза, лицо,
слова — все это задевает за сердце, наполняя его чувством гордости за сына, который верно понял жизнь своей матери,
говорит ей о ее страданиях, жалеет ее.

Матерей — не жалеют.

Она это знала. Все, что говорил сын о женской жизни — была горькая, знакомая правда, и в груди у нее тихо тре¬
петал клубок ощущений, все более согревавший ее знакомой лаской.

№ 485.— Кегль 6.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное и радостное,—
оно мягко ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они
оудили в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства смутного недовольства жизнью,—
думы н чувства дальней молодости. Она говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все—
и она сама —только жаловались, никто не об’яснял,—почему жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь
перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его глаза, лицо, слова —все это задевает за сердце, наполняя
жалеет^ее!*011 го^дости за сь,на» который верно понял жизнь своей матери, говорит ей о ее страданиях,

Матерей — не жалеют.

Она это знала. Все, что говорил сын о женской жизни — была горькая, знакомая правда, и в груди

АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЭЮЯЙАБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЬЭЮЯЙАБВГДЕЖЗИКЛМНОПРС

№1234567890

№ 485.— Кегль б на шпон.

Она слушала и печально качала головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей, скорбное и радостное,—

оно мягко ласкало ее наболевшее сердце. Такие речи о себе, о своей жизни она слышала впервые, и они

будили в ней давно уснувшие, неясные думы, тихо раздували угасшие чувства смутного недовольства жизнью,—
думы и чувства дальней молодости. Она говорила о жизни с подругами, говорила подолгу, обо всем, но все—
и она сяма —только жаловались, никто не об'яснял,— почему жизнь так тяжела и трудна. А вот теперь
перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его глаза, лицо, слова — все это задевает за сердце, наполняя
его чувством гордости за сына, который верно понял жизнь своей матери, говорит ей о ее страданиях,
жалеет ее.

Матерей — не жалеют.

Она это знала. Все, что говорил сын о женской жизни —была горькая, знакомая правда, и в груди

у нее тихо трепетал клубок ощущений, все более согревавший ее незнакомой лаской.

Что же ты хочешь делать?—спросила она, перебивая его речь.

Учиться, а потом—учить других. Нам, рабочим, надо учиться. Мы должны узнать, должны понять—
отчего жизнь так тяжела для нас.

25